Исповедь Дракулы - Страница 76

Я подозвал Драгомира:

– Площадь окружена?

– Оцеплена двойным кольцом, твое высочество. Мышь не проскочит.

– Арестуй всех, кто здесь находится – мужчин, женщин, стариков. Всех!

– Слушаюсь, твое высочество. А потом?

Мне было очень легко произнести роковой приказ, и значительно труднее промолчать. Испепелявшее душу черное пламя питалось отчаяньем. Я ничем не мог помочь самому близкому человеку, я был так же беспомощен перед судьбой, как и те, кто сейчас мучительно расставался с жизнью на площади. Или у меня все же существовал выбор? «Тебя чтят за то, что ты справедливый! Не разрушай сделанного, не предавай себя, останься, кем был!» – вспомнились слова пришедшего из Снагова монаха. Я страстно желал смерти сытой толпе, но разумом осознавал, что эта резня всколыхнет княжество, перечеркнув все созданное таким трудом. Валахия не пережила бы смуты и гражданской войны. Суд князя должен быть справедливыми, суровыми, но не бессмысленно жестокими. Я не имел права, отдавшись эмоциям, убивать своих подданных, но мог наказать их за пособничество заговорщикам. Я вновь окинул взглядом толпу, с любопытством наблюдавшую за конвульсиями корчившихся на кольях убийц.

– Потом, Драгомир, гони их в Поенарь. Собери всю знать, бояр, купцов, а голытьбу не трогай. Простой народ ни в чем не виноват, а сытых и нарядных – в кандалы. Пусть не на словах, а на деле послужат своему князю.

– Слушаюсь, твое высочество, – в шальных глазах недолюбливавшего знать Драгомира сверкнул смех.

Вскоре на площади началась паника, все смешалось и, наверное, лишь один человек не испытывал в этот миг никаких чувств. Еще недавно я надеялся, что жестокая казнь убийц принесет мне облегчение, но в душе по-прежнему была пустота. Кровь не утоляла жажды мести. Пустота не могла исчезнуть от чужой боли. Я не хотел жить. Я не хотел ничего.

Валахия, Снагов – Бухарест

Пыль… Глаза разъедали пыль и бессонница. Сон давно покинул меня. Когда, начиная дремать, я закрывал веки, то видел разрытую могилу Мирчи, и дремотное состояние мгновенно исчезало, уступая место бесконечной тоске. В столице весь воздух казался пропитанным ядом, и я бежал, бежал от себя, как затравленный зверь метался по княжеству, выискивая все новые и новые заботы. Кони несли вперед. Я мчался по выжженным солнцем полям, вдоль русел пересохших рек, под тенью вековых дубрав, пытаясь забыть и забыться. Надо было измучить тело бесконечными поездками, чтобы усталость перечеркнула все чувства, но покой не приходил. Формально князь инспектировал города и деревни, лично разбираясь в судебных тяжбах, контролируя ход строительства или сбора налогов, однако на самом деле действовал, как восставший из гроба мертвец, лишенный души, но еще не утративший привычек живого человека. Разобравшись с одним делом, я выдумывал новое, и пыль под копытами наших коней поднималась к горячему злому солнцу.

Пыль. Солнце. Изнуряющая жара. Сотни людей, смотревших на меня с мольбой и надеждой. И вновь – дорога, дорога, дорога…

Брат Иоанн говорил, что нашел исцеление в Снагове, и я, как утопающий за соломинку, уцепился за эту мысль, еще надеясь, будто святая земля может даровать душе спокойствие. Посетив Тыргшор, мы вместе с немногочисленной свитой погнали коней к таинственному озеру, исцелявшему душевные раны.

Но Снагов переменился, стал иным. Когда я впервые посетил полузаброшенный лесной монастырь, меня покорило ощущение божественной благодати, пронизывавшей зеркальную гладь озер и окружавшие их вековые леса. Но я сам, своей волей нарушил чарующий покой места, где можно было остаться наедине с Богом и с самим собой. Щедрые пожертвования дали результаты, и теперь Снагов расцвел, превратившись в мощную островную крепость, целый город – шумный и многолюдный. Я должен был радоваться этим переменам, но испытывал только раздражение, чувствуя себя незваным гостем на торжественной встрече, которую устроили в мою честь снаговские монахи.

– Здорово здесь все изменилось, твое высочество. Не узнать монастырь! Когда мы сюда в первый раз приехали, здесь была непролазная глушь, – заметил Драгомир, с любопытством рассматривая недавно возведенную часовню.

– Да, глушь. А теперь оставь меня одного.

– Как прикажешь.

Драгомир остался у порога, а я вошел в храм. Пару лет назад, отдавая распоряжение о строительстве этой часовни, я хотел, чтобы однажды она стала местом моего упокоения, надеясь, что здесь удастся обрести подлинный покой. Да только напрасными были сладкие грезы о небытии! Войдя в холодное полутемное помещение, я почувствовал как перехватило дыхание…

Под каждой могильной плитой скрывается ложь. Даже в смерти нельзя найти покоя. Могила не защитит от злой воли людской. Святость места не остановит прислужников дьявола, они придут, чтобы глумиться над теми, кто уже не может себя защитить. Ложь восторжествует над правдой, зло нарекут добром, предатели будут казнить героев…

Ноги больше не держали меня, я опустился на каменные плиты. Холод пронзил тело, дрожь становилась все сильнее. Реальность раскололась, дала трещину, и сквозь брешь начали просачиваться обрывки образов жестокого, несущего хаос и смерть будущего. Чувствуя, что больше не выдержу этого давящего ужаса, я превозмог слабость и, пошатываясь, хватаясь за стены, заковылял к выходу.

– Твое высочество, что случилось?

Солнце слепило глаза, возникшая в дверях черная фигура без лица шагнула навстречу… Рука схватилась за меч, я хотел сразить ринувшегося ко мне врага, но в последний момент осознал ошибку, сообразив, что вижу Драгомира. Что же произошло? Какие духи витали над этим местом, какие тайны скрывало непроницаемое зеркало озера? Черное безумие, черный человек, пришедший забрать мою жизнь, мрак, пожирающий свет… Нет, просто во всем была виновата бессонница, проклятая бессонница, сводившая меня с ума.