Исповедь Дракулы - Страница 47

Я почти не слушал Лидию. На душе было горько. Маленькая, доверчивая, верившая в меня, как в бога, она принесла себя в жертву, а я предал ее. Она даже не заводила речи о замужестве, не пыталась выцарапать для себя хоть какую-то выгоду из случившегося. Лидия просто хотела быть со мной, любила меня, и это было для нее высшей наградой.

Я смотрел в небо, на огромные звезды, которые тихо угасали в утреннем свете. Звезды видели много влюбленных, но никогда не раскрывали их тайн. Мы убиваем, стремимся к власти, отстаивая свои права, мы тонем в тщеславии и корысти. Гордыня – главное чувство, что правит миром. Но так ли необходимо все это? Из мрака восставали любимые лица: отца, Мирчи, Раду, Богдана, Штефана… Почти все, кто был мне дорог, погибли в борьбе за власть, призрачную власть, на самом деле оборачивавшуюся смертельной ловушкой. Вступая в борьбу за трон, я обрекал себя на жизнь среди вероломных политиков, каждый из которых мог вонзить нож в спину, я погружался в трясину лжи, я должен был сам предавать и идти против совести. Ради чего? Неужели только из-за неуемной гордыни, затмевавшей разум?

Я видел тонкие изящные руки Лидии, ее прекрасную грудь, мне не надо было поднимать головы, чтобы увидеть ее лицо, ибо я и так знал, что оно сияет любовью. Истинные, незамутненные чувства, не отравленные ядом гордыни и жажды власти. Я любил Лидию, а она меня. Так зачем было желать большего, если мы и так имели все?

– Ты пойдешь за меня замуж, Лидия?

Слова сорвались с губ легко и сразу принесли успокоение. Я не имел права обманывать любимую и бесчестно поступать с ее отцом. Теперь, когда мы были близки с Лидией, выбора просто не существовало. Ведь как бы не повлиял брак на мою дальнейшую карьеру, он был неизбежен. Но цель того стоила, – Лидия была для меня важнее валашского престола.

– Ты станешь моей женой, Лидия? – повторил я.

– Да, Влад! Да! Да! – она счастливо засмеялась и прижала меня к своей груди. – Да!

Солнце давно взошло, но мы и не собирались скрываться в темноте, прятаться от всех, словно преступники. Это был наш день, и мы наслаждались любовью среди белых цветов, названия которых я не знал.

Молдова, окрестности Сучавы

Беда приближалась. Наверное, все понимали неотвратимость катастрофы, но никто не смел признать неизбежное. Это был нехороший год, сумма обозначающих его чисел складывалась в «13», что считалось дурным предзнаменованием, но даже те, кто не верил в нумерологию, жили с предчувствием страшной беды, нависшей над миром как Дамоклов меч. Может быть, именно из-за этой нервозной атмосферы откладывалась и откладывалась наша свадьба с Лидией. Мы жили как муж с женой, все знали о предстоящем браке, но всякий раз находился повод, чтобы отложить венчание. Я был почти счастлив с Лидией, однако неустроенность собственного положения не давала в полной мере наслаждаться тихими семейными радостями. Не знаю, как бы сложилась наша дальнейшая судьба, если бы не тот знойный день середины лета…

Катастрофа произошла 29 мая 1453 года, но до Молдовы черные вести дошли несколько позже. Пал Константинополь. После долгого кровопролитного штурма армия Мехмеда Завоевателя ворвалась в город, придав его огню и разграблению. В битве у стен пал последний византийский император Константин, захватив с собой в могилу несколько десятков врагов. После гибели голову Константина пронзили копьем, выставив для всеобщего обозрения на площади. Церкви Константинополя были разграблены и превращены в мечети, священники убиты. Произошло то, что мог предвидеть любой здравомыслящий политик, но не могли принять сердца православных христиан.

Чудовищное известие застало меня в столице, где я находился по просьбе боярина Илиаша. Долгая тяжба с соседом из-за спорного клочка земли требовала вмешательства высшей судебной власти, и я должен был передать жалобу боярина князю Петру-Арону. Сам Илиаш плохо себя чувствовал, а потому поручил дела своему «дорогому зятю», как он частенько величал меня в последнее время.

Миссия была выполнена, я готовился к отъезду, и вдруг, как гром с ясного неба, на всех нас обрушилось известие о гибели Константинополя. Ночь прошла без сна. Я не мог спать и не мог молиться, – только движение, беспрестанная, бессмысленная ходьба из угла в угол давала, если не успокоение, то хотя бы видимость спокойствия. Стены давили, помещение казалось тесным и лишенным воздуха. Хлопнув дверью, я вышел на улицу.

Я никогда не был в Константинополе, но этот город жил в моем сердце. Центр мира, святое место, где сам Бог говорил с императорами, сообщая им свою волю, представлялся мне окруженным золотым лучезарным нимбом. Говорили, что в ночь перед штурмом Богородица явилась императору Константину и забрала свою чудотворную икону. Святой город лишился божественного покровительства, Господь не услышал молитв своих рабов, несокрушимый святой город, святость которого защищала лучше, чем оружие, пал, неверные осквернили святыни, а небо молчало.

Небо… Я поднял голову, глядя на светлый, подернутый легкими облаками небосвод. Где-то там, невидимый нами, но видящий всех, находился Бог. Почему он отвернулся от святого города, от православных? Был ли это Божий гнев, наказание за наши грехи, или просто Бог оказался бессилен, не сумел защитить тех, кто верил в него? Эта мысль была, как предательский песчаный склон под ногами – песок осыпается, осыпается, и уже невозможно удержаться на краю, ты катишься вниз, на острые камни, которые несут смерть. Никогда мне не было страшно так, как в тот день. Мир рухнул, и хотя внешне он еще оставался прежним, но переродился изнутри, став чужим. Я не знал, во что верить и кому молиться. Над головой расстилалось небо – огромное пустое небо.