Большинство историков склоняются к версии убийства, изложенной Штефаном, но не стоит забывать, что она является всего лишь точкой зрения на случившееся одной из заинтересованных сторон. Тайна гибели Дракулы будоражит умы уже несколько столетий, однако скудность, противоречивость и тенденциозность дошедшей до нас информации не позволяет сделать какие-либо однозначные выводы. Приходится признать, что в случае с Владом Воеводой, как, впрочем, и во всех подобных политических убийствах, правду мы уже не узнаем никогда…
Влад Дракула «вышел из игры», оставив истерзанную кровавыми смутами румынскую землю. Что же произошло после гибели князя, как сложились судьбы его потомков?
Михня стал правителем Валахии, но уже через много лет после гибели отца. Он получил прозвище «Злой» (чел Рэу). О «злодеяниях» Михни живописал православный монах Гаврил Протул. Несмотря на дурную славу, преследовавшую сына Влада Воеводы, известно, что Михня восстановил разрушенный монастырь Снагов, где находилась могила его отца. Михня правил всего два года, а затем был свергнут и бежал в Транс-ильванию. Вскоре он был убит подосланным наемным убийцей в Сибиу, на площади возле католического собора. Потомки Михни несколько раз занимали престолы Валахии и Молдовы. Судьбы двух других сыновей Дракулы затерялись в водовороте минувших столетий.
С гибелью Влада Дракулы исчезла последняя надежда на независимость Валахии. Ставленники Штефана Великого регулярно переходили на сторону султана, а занявший в 1482 году валашский престол Влад-Монах (Кэлугэр) стал всецело ориентироваться на Порту. За годы его правления султан узаконил за собой право утверждения господаря в Валахии. К началу XVI века политика валашских князей полностью подчинилась Блистательной Порте.
Для Молдовы многочисленные военные столкновения с Османской империей имели плачевные последствия. К 80-м годам XV века Штефан Великий уже не мог рассчитывать на помощь Валахии, а его собственное княжество было измотано и обескровлено. Князь продолжал лавировать между Турцией, Венгрией, Польшей, искал поддержки у великого князя московского Ивана III, вступал в различные политические союзы, подавлял заговоры, стремясь любой ценой сохранить свою власть. Ему это удалось. Штефан Великий находился на престоле без малого пятьдесят лет. По свидетельству летописца Григория Уреке, незадолго перед своей кончиной князь созвал «своих владык и всех советников, бояр великих и всех прочих, которые оказались рядом, указав им, что невозможно держать страну так, как он ее удерживал, и, посчитав самыми сильными и понятливыми турок, посоветовал им поклоняться туркам». Воля Штефана стала политическим завещанием, которому впредь следовали все молдавские правители. Князь Молдовы Штефан Великий умер 2 июля 1504 года, причиной кончины было заражение крови от незаживающей раны, полученной им при осаде Килии в 1462 году.
Венгрия, руководимая королем Матьяшем, так и не вступила в полномасштабное столкновение с Османской империей и, казалось, сумела избежать катастрофы, постигшей ее южных соседей. Однако это была только затянувшаяся отсрочка. Матьяш Корвин выиграл войну с императором Фридрихом III, перенес столицу государства в Вену и принял титул герцога Австрии. Подобная захватническая политика венгерского короля тревожила его современников, упрекавших Матьяша в игнорировании военной угрозы со стороны Порты ради достижения личной славы на Западе. Расширявший свои владения Матьяш создавал новую империю, однако так и не обзавелся законным наследником, который мог бы продолжить его династию. В конце жизни Матьяш пытался сохранить трон за своим небрачным сыном Яношем Корвином, но так и не добился желаемого результата. Король Матьяш Корвин умер в Вене 6 апреля 1490 года, оставив после себя богатую страну, сильную армию и великое множество претендентов на освободившийся престол.
Последовавший после смерти Матьяша новый раунд борьбы за власть ослабил Венгрию и, в конечном счете, привел к катастрофе, поставившей государство на грань исчезновения. 29 августа 1526 года в битве при городе Мохач турецкая армия нанесла венграм сокрушительное поражение, открыв султану Сулейману дорогу к столице. Город был разграблен и сожжен, однако, опасаясь ударов с тыла, захватчики отступили с огромной добычей. Основательно турки закрепились в Буде в 1541 году, и эта оккупация продлилась 145 лет.
Такова история, реальные события, последовавшие за смертью Дракулы. В тот период времени Влад Воевода воспринимался современниками, прежде всего, как герой, противостоявший османской агрессии, политический деятель, стремившийся к централизации власти и укреплению своей страны. Несомненно, Дракула предстал бы в глазах потомков именно в этом качестве, если бы не миф, созданный его недоброжелателями и раздутый некоторыми историками. Для того чтобы понять, откуда взялась легенда о «великом изверге», от документальных фактов придется перейти к истории литературы, проследить, как художественные произведения постепенно подменяли подлинную биографию валашского князя.
Рукописный донос (два варианта которого вошли в историю под названием Ламбахского и Сен-Галленского манускриптов), поэма Бехайма, наиболее близкая к нему по содержанию, и записки папы Пия II – единственные, порочащие Дракулу тексты, появившиеся в Европе еще при его жизни, причем в то время, когда князь находился в венгерской тюрьме. Возможно, именно в это время возникли и первопечатные брошюры, под общим названием «Об одном великом изверге, называемом Дракола Вайда», однако самое раннее дошедшее до нас издание датируется 1488 годом. Вряд ли выходившие тиражом 100–200 экземпляров брошюры, написанные на различных немецких диалектах, могли во время своего создания существенно повлиять на отношение к князю Валахии очевидцев его жизни и современников, но, спустя много веков, «нравоучительные истории» сыграли роковую роль, способствуя очернению репутации Влада Дракулы. Не представлявшие ценности брошюры, в которых в разных вариантах пересказывались анекдотические истории из доноса, в наше время превратились в драгоценные образцы первопечатной литературы и заслужили намного больше внимания, чем следовало. К сожалению, изучение инкунабул, как явления, отодвигало на второй план историческую достоверность описываемых в них событий, и содержание брошюр рассматривалось как данность, не вызывая сомнений у исследователей, недостаточно хорошо знакомых с румынской историей.