Исповедь Дракулы - Страница 93

– Хорошая компания для Хамзы-паши и Катаволиноса, – Драгомир указал на ближайший холм, где еще с зимы были выставлены для всеобщего обозрения трупы бея Никополя и вероломного грека. От них уже мало что осталось, только обмотанные сухожилиями скелеты, готовые рассыпаться в любой момент. – Корма для воронья прибавится.

– Как ты думаешь, Драгомир, дождутся эти знатные вельможи своего господина?

– Я бы душу отдал, лишь бы султан вознесся так же высоко, как они!

– Никто не знает, где найдет свою гибель, и какой она будет. Жаль, что императорам не грозит смерть простолюдинов, но и я бы пожертвовал своей бессмертной душой, лишь бы убить Мехмеда Завоевателя!

– Может, еще попируем среди трупов, твое высочество.

– Может быть…

Сразу пять кольев взметнулось в небо, заняв свои места рядом с Катаволиносом и Хамзой-пашой. Несколько турок были еще живы, на остальных кольях висели трупы.

– Мертвецов казним, – не унимался Драгомир, пытавшийся за шутками скрыть тревогу. – Османские палачи нашу работу халтурой назовут. Вкривь и вкось нанизываем – никакого порядка.

– Их растрогает количество, а не качество.

Зной усиливался, запах гниющего мяса казался густым и вязким, как смола. Зрелище ужасало и должно было найти отклик даже в самых очерствевших сердцах. Город мертвых ждал гостей, суля им такую же страшную и бесславную судьбу.

– Так тебя встретит родной дом, Раду…

Драгомир не расслышал моих слов, переспросил, но я только махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.

Валахия, окрестности Тырговиште

Несмотря на то, что большую часть ночи пришлось провести без сна, я испытывал бодрость – решение было принято, и в душе возникло ощущение полной свободы. Свобода уничтожила собственное «я», а вместе с ним исчез и страх смерти – самое эгоистичное из чувств, присущих человеку. Боязнь потерять себя, навсегда сгинуть вместе с собственным маленьким мирком радостей и бед удерживала на краю пропасти, но теперь мне было все равно…

Я вышел из палатки, с наслаждением вдохнул студеный горный воздух. Моя армия уже больше недели находилась в предгорьях неподалеку от Тырговиште, окопавшись в одном из ущелий, в то время как султан, так и не вошедший в столицу, раскинул свой лагерь неподалеку от нее. Это было странное бездействие, затянувшаяся пауза, тупик, из которого, казалось, не существовало выхода. Но сегодня ночью я разрубил гордиев узел и принял окончательное решение. Умывшись в горной реке, я прошелся по пробуждающемуся лагерю. Люди были измучены, запасы еды подходили к концу, после того как султан формально захватил столицу княжества боевой дух войск падал день ото дня, никто не представлял, чем завершится это непонятное противостояние.

Было неосмотрительно собирать военный совет и посвящать в свои планы большое количество военачальников – ведь среди них могли оказаться и предатели. Достаточно было переговорить только с Драгомиром и Гергиной – двумя людьми, преданность которых не вызывала сомнений. Я и нашел их вместе, Драгомир, получивший новую информацию от своих лазутчиков, делился впечатлениями с другом.

– В турецком лагере только и говорят о том, что когда султан увидел лес из кольев, выросший вокруг Тырговиште, он был до глубины души потрясен жестокостью валашского князя и заявил, что подобные бесчинства не подобают христианским правителям.

– Сажать на кол можно только османам, – усмехнулся Гергина. – Когда кто-то перенимает их методы, это коробит «гуманистов».

– А еще султан скромно заметил, что невозможно победить страну, в которой герой совершает такие великие дела.

– И, тем не менее, Мехмед по-прежнему стоит у стен Тырговиште, – вмешался я в разговор. – Доброе утро, господа. Думаю, нам не следует обольщаться относительно слов султана. Он играет свою роль. Иногда бывает выгодно признавать силу своего врага, даже преувеличить ее, чтобы как-то объяснить свою слабость. Суть проблемы в том, что Мехмед Завоеватель завяз в этой войне и не знает, как быть дальше. Ему нужна моя голова, а не город, набитый трупами. До сих пор, если не считать боя на Дунае, мы ни разу не вступали в серьезное сражение с османами. Тем не менее, они ежедневно несут потери. Султан не видит своего врага, словно с призраком сражается, и это пугает его.

– Но если султан проиграл, значит – выиграли мы?

– Не питай иллюзий, Драгомир. Обе армии измотаны, но численное превосходство на стороне османов, а потому, в конечном счете, победа останется за ними. Мы чисто физически не можем уничтожить столько врагов.

– И что же нам делать, твое высочество?

– Именно эту тему я и хотел обсудить. Но не здесь.

Мы направились за пределы лагеря. Поднявшись вверх по течению ручья, остановились на поляне. Место было открытым, и никто не мог подслушать нас. Я указал своим спутникам на поваленное дерево.

– Садитесь. Это будет непростой разговор. Называйте нашу беседу военным советом – нам предстоит разработать план операции, которая решит исход всей войны. Я уже говорил, что как бы доблестно ни сражались наши войска, невозможно истребить всех захватчиков. Но достаточно уничтожить всего лишь одного турка, чтобы обратить в бегство всю армию. Имя этого человека – Мехмед Завоеватель.

Гергина и Драгомир молчали. По выражению их глаз было понятно, что и они видят в столь радикальных мерах единственный выход из тупика, однако не решаются разделить ответственность со мной, признавшись в этом. Риск представлялся огромным, а шансы на успех – ничтожными. Мало кто из военачальников решился бы на такую операцию, но у загнанной в угол жертвы не оставалось выбора. Атаковать и погибнуть, атаковать и… победить. Только так! Иначе всех нас ждала недостойная мужчин, позорная смерть.