Исповедь Дракулы - Страница 78

1460 год

Трансильвания, апрель 1460 года

Год минул с того страшного дня, когда я узнал, какой смертью умер Мирча. Целый год, за время которого произошло много разных событий – значимых и пустячных, плохих и хороших. Время исцеляло, и Господь смилостивился надо мной, вернув сон. Но прошлое нельзя изменить, и человек, стоявший в тот роковой день над разрытой могилой брата, сгорел в огне ненависти, а потом возродился из пепла, став другим – не знающим сострадания и не верящим в искренность чувств. Этот человек полагал, что должен посвятить свою жизнь мщению, уничтожая всех, кто был причастен к убийству его брата. Давняя, незатихающая несколько поколений вражда между двумя ветвями рода Мирчи Старого разгорелась вновь, требуя новых жертв. Молодой Дан, принадлежавший к семье Данешть, не запятнал себя кровью Мирчи, но сам факт его родства с Владиславом служил для очередного претендента на престол приговором – Дан III должен был умереть от моей руки, как и все мужчины его рода. Я хотел, чтобы те, кто любил этого человека, испытали ту же боль, что и я, чтобы они сполна почувствовали свое бессилие, невозможность спасти того, кто был им дорог. Вырвать с кровью кусок души, оставить незаживающую рану… Если невозможно ничего вернуть и исправить, то остается только мстить, причинять страдания другим, тешась мыслью о том, что они тоже до конца испили чашу горя.

Как и Влад-Монах, Дан обосновался в Трансильвании, интриговал с опальными боярами, о чем свидетельствовали перехваченные разведкой письма, но я пришел за его головой, руководствуясь, прежде всего, чувством мести, а не политической целесообразностью. Удача сопутствовала мне, позволив врасплох захватить кровного врага. После ночного боя были убиты или взяты в плен почти все сторонники Дана III, за исключением семерых человек, которым все же удалось бежать. Сам Дан не сумел ускользнуть от возмездия и теперь его ждала казнь.

Настало ясное утро, редкие розоватые облачка скользили по небу, горы окутывала легкая дымка, а их вершины золотились в первых лучах солнца. В такой день не хотелось думать о смерти, но судьба уже определила жребий каждого. Все было готово к экзекуции. Людей собралось немного – казнь знатного человека не была развлечением для простолюдинов и праздных зевак. Здесь, на небольшой, поросшей травой площадке, возле наспех вырытой могилы присутствовали только представители духовенства, Гергина, Драгомир, другие мои приближенные. Брат Иоанн, как всегда, держался поодаль. Он так и не привык находиться среди знатных господ, чувствуя себя среди них чужаком. Монах не захотел принимать сан священника и становиться моим духовником, сказав, что не может нести не предназначенный ему крест, однако мы остались друзьями, порой вели задушевные беседы. Обычно брат Иоанн не сопровождал меня в военных походах, но, узнав, с какой целью я направляюсь в Трансильванию, попросил взять с собой. Наверное, монах хотел отговорить меня от расправы, вознамериваясь душеспасительными речами погасить огонь мести. Что ж, как служитель Господа, брат Иоанн имел полное право на такую попытку… Я ждал, что монах начнет говорить о милосердии, однако он безмолвствовал. Тогда я подошел к нему сам.

– Ты одобряешь мои действия, брат Иоанн?

Он ответил не задумываясь:

– Я был простым солдатом, а боль в душе привела меня в лоно святой церкви. И сейчас я скажу как простой солдат, служивший под началом князя Мирчи, – надо отомстить за его смерть. Такое злодеяние не должно оставаться безнаказанным. Брат князя Владислава должен умереть. Око за око, жизнь за жизнь. Пусть сегодня прольется кровь рода Данешть! Это и есть справедливость.

Осужденного подвели к эшафоту. Я посмотрел в его лицо, перехватил долгий спокойный взгляд. Этот человек знал, что должен с достоинством принять свою смерть. Мне нравилось его поведение, мне почти нравился тот, кто волею судеб, стал моим кровным врагом. Дан так и не отвел глаз. Его смерть была неизбежна, но в это ясное, пронизанное розовым светом утро, я никак не мог произнести роковые слова. Гордый, смело смотревший в лицо врагу парень, представился мне Мирчей, и в какой-то момент мне показалось что, переносясь в прошлое, я участвую в том вероломном и подлом убийстве. Но у меня еще оставалась возможность все изменить, вырваться из замкнутого круга, пойти наперекор предопределению:

– Мы пришли к заключению, что ты Дан, сын князя Дана, виновен в государственной измене, в заговоре с целью свержения законной власти. Это преступление карается смертью, но мы милостиво решили дать тебе еще один, последний шанс. Если ты раскаешься в своих деяниях и поклянешься никогда не выступать против меня, я дарую тебе помилование. Говори же, от твоих слов всецело зависит твоя судьба, жизнь и смерть.

Дан не поверил. Я понял это сразу, по выражению глаз. Он полагал, что я ищу способ унизить врага, дабы тот, позабыв о достоинстве, склонил голову в мольбе, а потом, все равно бы принял смерть, но уже жалкий, сломленный. Наверное, так думали все присутствовавшие на казни, и никто не верил в искренность моего порыва. Никто… Даже брат Иоанн… Луч утреннего солнца коснулся отточенного лезвия топора, сталь вспыхнула отблесками красного, словно на ней уже алела кровь. Пауза затянулась, все с напряжением ждали развязки.

Дан гордо вскинул голову:

– Я никогда не стану просить пощады у внука Мирчи Старого! Кровавая вражда между нашими семьями началась по его вине! И на тебе самом, порожденном злым духом злодее, кровь нашей семьи. Ты убил моего брата Владислава, а теперь хочешь казнить и меня. Руби же голову, подлый убийца, я не боюсь смерти! Зверствуй с еще большей силой, но помни, однажды человек из семьи Данешть убьет тебя. Будь ты проклят!