Тела казненных давно застыли в неподвижности, красные отблески вечерней зари, сулившей ветреный день, окрасили небо, а пир у подножия виселицы продолжался, хмельные голоса и смех нарушали величественное безмолвие гор.
Хмурое, серенькое мартовское утро предвещало начало обычного, полного забот дня. Впереди ждало заседание боярского совета – продолжение незаметной для глаз непосвященного борьбы, начавшейся с того самого момента, как я взошел на престол Валахии. Если западные союзники критиковали меня за сближение с Портой, то валашские бояре, сами имевшие тесные отношения с османами, именно из-за этого терпели мою власть, не одобряя остальные аспекты политики и подозревая, что в основе своей она направлена против них. Приходилось лавировать, подыгрывая знати, и окольными путями продвигаться к цели. Такова была судьба князя, еще не имевшего достаточно сил, чтобы заставить всех играть по своим правилам. Нынешнее заседание было посвящено отчету о недавней, уже второй по счету поездке в Османскую империю. Тема была неприятна. Унизительная повинность передачи ежегодной дани султану и так крайне раздражала меня, а тут еще надо было заново пересказывать боярам подробности выполнения бесславной миссии.
Отправляясь на совет, я прикидывал в уме тезисы своей речи, однако мысли мои упорно возвращались к другой поездке, совершенной на днях, уже после возвращения из Константинополя. Душой я все еще был в Тисмане – величественном уединенном монастыре, дремавшем среди гор Олтении. Не только долг князя, коему надлежало блюсти веру и заботиться о благосостоянии церкви, но и веление сердца заставили меня пожертвовать монастырю Тисмана деревни, принадлежавшие моему роду и доставшиеся в наследство от отца. Так я благодарил Господа, позволившего мне избежать гибели в когтях безжалостного зверя и благополучно вернуться домой из опасной поездки в столицу Османской империи.
В зале советов всегда было сумрачно, и это мешало рассмотреть лица собравшихся там бояр, прочесть в их взорах тайные замыслы и планы. При моем появлении все почтительно встали со своих мест, склонились в поклонах. Еще недавно я точно так же улыбался Мехмеду, демонстрируя преданность и любовь. Лицемерие было камнем, удерживающим весь свод арки, основой политики.
– Султан милостиво принял нашу дань и заверил, что будет и впредь защищать своих вассалов и не причинит нам никакого зла… – начал рассказывать я о результатах переговоров.
Меня слушали благосклонно и внимательно, – союз с Портой устраивал бояр, и пока все шло так, как они считали нужным. Но я-то знал, что их благодушие мигом улетучится, стоит мне перейти к следующему вопросу, который мог оказаться для них ложкой дегтя в бочке с медом.
– И хотя в данный момент мы заручились поддержкой султана, пути Господни неисповедимы, а потому мы должны заботиться о силе своей армии, чтобы в любой момент дать отпор врагу. За последний год княжеское войско выросло, получило хорошее оружие, но казна Валахии не бездонна. Я полагаю, что иметь надежное войско – наше общее желание, и ради его достижения необходимо увеличить отчисления в казну.
Они даже не пытались скрывать свое недовольство. Пауза была долгой, а потом заговорил боярин Албул из Чаворы – мой давний оппонент, благодаря своему знатному положению, богатству и собственной армии считавший себя едва ли не самым главным человеком в княжестве:
– Твое высочество, мы все радеем за интересы нашей земли, но в прошлом году был плохой урожай, доходов практически нет, и нет никакой возможности собирать деньги в казну. Даже если бы мы отдали последнюю рубаху, ничего бы не изменилось, – на пальцах Албула блеснули драгоценные перстни. – Я сделаю все возможное, попробую найти денег, но даже не знаю, удастся ли мне сделать это.
Остальные согласно закивали головами. Это был отказ, скрытый бунт, но влияние бояр было слишком велико, чтобы я мог оспаривать его. Мне оставалось только сделать вид, будто ничего не произошло. Вскоре совет закончился, еще раз наглядно показав, кто обладал реальной властью в Валахии.
Я был слишком зол, чтобы оставаться на одном месте, а потому решил отправиться за город, туда, где обычно проходили тренировки моей дружины. Меня сопровождал только Драгомир, неотступно, словно тень, следовавший за мной, а остальным телохранителям было приказано оставаться во дворце. Я не любил многолюдные процессии, к тому же врагов следовало скорее опасаться в дворцовых покоях, нежели среди простого народа, любившего и почитавшего своего князя. Выехав за пределы Тырговиште, мы с Драгомиром во весь опор поскакали к холмам, где располагался тренировочный лагерь. Ветер бил прямо в лицо, от него перехватывало дыхание, я гнал коня по раскисшей дороге, стараясь вытравить из памяти надменный взгляд боярина Албула.
Воины не должны были проводить время в праздности. Только ежедневные занятия, оттачивавшие воинское мастерство и дисциплину, делали войско непобедимым. Однажды противниками моей дружины должны были стать турки, а потому я распорядился, чтобы большую часть времени воины изучали тактику ведения боя, принятую в Османской империи, а заодно и то, что можно было ей противопоставить. Теперь я был благодарен судьбе за свое пребывание в Турции, в юности эти годы казались тяжелым испытанием, но я вынес оттуда бесценные знания и опыт. Люди султана хотели сделать из меня янычара, однако жестоко просчитались, делясь со мною секретами военного искусства. Самыми непримиримыми, а главное – способными противостоять туркам, врагами становились те, кого они пытались воспитать в детстве, но не сумели сломить, приобщив к своей вере. Таким был непобедимый правитель Албании Скандербег, таким человеком стал и я.