Исповедь Дракулы - Страница 106

106

Возглавив Валахию, Раду тотчас же начал нападать на соседа, и с той поры стычки на границе Молдовы практически не затухали. Штефан прекрасно понимал, что ставленник Порты не ограничится мелкими вылазками и рано или поздно начнет полномасштабную войну, втянув в нее и войска султана. А для Молдовы сейчас это было абсолютно неприемлемо – еще один враг – подобные саранче орды волжских татар неумолимо надвигался на княжество. В такой ситуации необходимы были надежные тылы, но вместо этого Молдова оказалась зажатой между двух огней. Князь понимал, что должен как можно скорее сместить Раду Красивого и поставить на его место своего человека, тем самым получив контроль над Валахией. Такая военная операция могла привести к резкому обострению отношений с Османской империей, но иного выхода просто не существовало.

Немного постояв у окна, Штефан стряхнул задумчивость, расправил плечи. Впереди его ждал долгий день, полный забот и проблем, каждая из которых требовала неотложного решения. Проходя мимо иконостаса, князь замедлил шаг – ему показалось, что Спаситель смотрит на него с укоризной. Перекрестившись, Штефан поправил фитилек лампады:

– Господи, все, что я делал, я делал во благо своей земли. Я пошел на предательство только ради сохранения мира и усиления Молдовы. В этом мой долг, как князя, из-за этого я предал своего друга. Неужели, все, что происходит сейчас – наказание за мои грехи?

Тяжело ступая на больную ногу, Штефан вышел из комнаты. Притворявшаяся до сего момента спящей блондинка, вскочила и начала спешно одеваться, жалея о том, что слышала фразу, явно не предназначавшуюся для ее ушей.

Венгрия, Вишеградский дворец

– Два монаха-бернардинца мечтали поскорее войти в царствие небесное, и Дракула, конечно же, предоставил им эту возможность… – Томаш Бакоц сделал паузу, добиваясь нужного эффекта, а затем с улыбкой добавил, – посадив обоих слуг Господних на кол.

– Да, довольно забавная история.

– Ты еще не слышал ее финала, господин Панноний.

– Я знаю этот анекдот. Оставшись без хозяев, осел, принадлежавший монахам, начал громко реветь, после чего Дракула распорядился посадить на кол и злосчастное животное.

– Дикие нравы варварских мест! Скажи, твоя милость, а как ты, поэт, оцениваешь поэму господина Бехайма?

– Мне ближе лирика, нежели политические сатиры.

– Не скромничай, господин поэт, кто при дворе не слышал твоих эпиграмм! Как говориться, не в бровь, а в глаз. Везет тем, кому Бог даровал красноречие, – они-то никогда не пропадут, всегда нужные слова подыщут. Вот и сочинение о злодеяниях одного валашского изверга тому свидетельство.

– Красноречие и многословие не одно и тоже, твоя милость, господин Бакоц. На мой взгляд, описание банальных злодейств не заслуживает поэмы в тысячу строф.

Ян Панноний – моложавый высокий мужчина с худым лицом и подстриженными под кружок волосами – поспешил покинуть разговорчивого собеседника, не вступая в обсуждение модной литературной новинки. Тревожные мысли, владевшие поэтом, никак не соответствовали веселью очередного праздника, устроенного королем Матьяшем. В этот ласковый вечер летний дворец в Вишеграде, поражавший своей роскошью и размерами, был ярко освещен, повсюду звучала музыка, толпились изрядно выпившие гости. Матьяш обожал, когда его называли щедрым, и старался придать пышность и блеск каждому своему действию. Официальный прием организовывался в честь венецианских послов, но дипломатический этикет был давно отброшен в сторону, и встреча превратилась в обычную развеселую пирушку. Впрочем, мнивший себя тонким ценителем искусства король не желал, чтобы мероприятие свелось лишь к празднику чревоугодия и пьянства и, как обычно, задавал тон, беседуя с гостями о возвышенном и прекрасном. «Прекрасным» являлась новая поэма Михаэля Бехайма, посвященная кровавым похождениям Дракулы Воеводы. Матьяш Корвин любил потчевать иностранных гостей историями о своем опальном вассале, оказавшемся на поверку настоящим исчадием ада. Король лично рассказывал анекдоты каждому вновь прибывшему к венгерскому двору путешественнику или послу, однако теперь, благодаря стараниям стихотворца, у короля появился еще один «весомый аргумент», ведь стихи звучали намного выразительнее прозы. Сильно захмелевший король сегодня был в ударе, с удовольствием зачитывая на память понравившиеся ему строфы, особенно финал поэмы, в котором осуждалась небывалая тирания Дракулы, в конечном счете, приведшая его к краху. Каждая цитата завершалась восторженными репликами присутствующих, восхищавшихся талантом пиита, а самое главное, – божественным даром декламации, присущим венгерскому королю.

Сиявший тысячами огней дворец отражался в спокойной глади Дуная, представляясь тем, кто находился на расстоянии от него, подобием волшебного видения. На скалистом берегу реки пахло влагой и свежей травой. Ярко светила луна. Ян приблизился к обрыву, остановился, окинув взором прекрасный, наполнявший душу щемящим восторгом пейзаж. Природа была величественна и свободна, а люди жили в своем маленьком грязном мирке, не замечая ничего вокруг. Панноний хотел остаться в одиночестве, очиститься от атмосферы пьяного угара, но его уединение оказалось недолгим. Вскоре Ян услышал за спиной знакомый голос:

– Вряд ли король будет доволен твоим отсутствием, Ян. Он хотел поговорить об организации университета в Буде…

– Ах, дядя, когда я смотрю на этих грубых людей, не имеющих никакого представления о подлинной культуре, то думаю, что в Венгрии не будет ни науки, ни образования, ни искусства.

106