Исповедь Дракулы - Страница 103

103

– Спасибо, друзья, вы здорово мне помогли. Какую вы за это хотите награду. Золото? Землю?

Пастухи склонили спины в поклонах, но ответил за всех самый старший – Исайя:

– Ваша щедрость всем хорошо известна, ваше высочество, но мы не из-за награды старались вам помочь. Просто свой долг выполняли перед князем и отечеством.

Я покачал головой. Какие бы несчастья не преследовали меня, я все еще был воеводой Валахии, все еще обладал властью. Благие деяния следовало щедро вознаграждать, а у меня имелась такая возможность. Хотя войско растаяло, казну удалось сохранить, и я вез деньги с собой, надеясь использовать их для продолжения войны.

– Так не годится, Исайя. Это моя благодарность, и ты обидишь меня, если не примешь ее. Золото – просто металл, но и он порой оказывается крайне необходимым, хотя материальные ценности не могут сравниться с порывами души.

Мужик неожиданно упал на колени:

– Нам не нужно золото, ваше высочество – оно быстро утечет в кошельки богатых. Пожалуйте нам землю!

– Будь по-вашему. Откуда вы?

– Из деревни Арефу, ваше высочество.

И тут крестьяне, позабыв об условностях, начали наперебой объяснять, что именно они хотят получить в свое владение. Я внимательно слушал, а потом подвел итог:

– Всем пятерым, что помогли своему князю в трудную минуту, я жалую все земли к югу от Арефу, что вы можете окинуть взглядом. Среди них – шестнадцать холмов с овечьими пастбищами, лесными и речными угодьями. Земли эти, полученные в дар на вечные времена не могут быть конфискованы ни князем, ни боярином, ни церковью, и станут наследоваться из поколения в поколение вашими семьями.

Закончив говорить, я перевел взгляд на секретаря. Фарма только развел руками – как оказалось, у него давно закончилась бумага, и мне не на чем было написать грамоту. Выход нашел сообразительный Исайя – он извлек откуда-то шкурку какого-то зверька, кажется, обыкновенного кролика или зайца, которую можно было использовать вместо пергамента. Большой плоский камень заменил стол, а у Фарма все же нашлись чернила. Я написал дарственную, поставил подпись и протянул столь необычный документ Исайе:

– Теперь вы хозяева своей земли. Такова моя воля!

– Благослови вас Господь, ваше высочество! Мы вас все будем ждать, возвращайтесь! Обязательно возвращайтесь! Вы наш заступник, вы столько добра делаете простым людям. Не бросайте нас, грешных! Защитите от супостатов!

– Я вернусь, Исайя. Вернусь и вышвырну врага с нашей земли. Не сомневайтесь.

– Слава Богу! Что нам делать без нашего заступника Влада Воеводы? Кто нас еще защитит?!

Пастухи крестились, долго махали нам вслед. А я уже дал приказ двигаться дальше, сел в седло, посадил перед собой сына. Ветер немного утих, но снег пошел сильнее, белым саваном окутывая землю. Мы шли вперед, оставив позади разрушенную, опустошенную страну, а за снежной пеленой ждала неизвестность…

Часть третья. Возвращение

1470 год

Венгрия, Вишеград

У юноши были широкие крепкие плечи, но при этом утонченное, красивое лицо с огромными глазами, огонь которых скрывали пушистые ресницы.

– Почему ты грустишь, Ладислаус? – пышногрудая красотка запустила пальцы в его густые вьющиеся волосы. – Мне же скучно! Поговори со мной!

Но тот, кого называли Ладислаусом, словно не замечал льнущую к нему девушку. Отодвинув кружку с недопитым пивом, он прислушивался к разговору за соседним столом. Там сидели подвыпившие ремесленники, оживленно болтавшие, хохотавшие, то и дело, сыпавшие непристойными словечками.

– Говорят, что этот изувер находится совсем рядом, здесь, в Вишеграде! То ли в Соломоновой башне, то ли в каком-то подвале, – размашисто жестикулировал рассказчик, воодушевленный вниманием слушателей. – Даже в темнице не избавился он от своих гнусных привычек – только тем и занимается, что ловит крыс, сажает их на колышки и смотрит, как они корчатся. Это его заводит.

– Да что нам крысы! Я их сам немало передавил, – перебил рассказчика лысый толстяк. – Лучше расскажи про то, как Дракула посадил на кол монаха вместе с ослом.

– Нет, давай о том, как он скармливал младенцев матерям, а потом отрезал бабам сиськи и давал полакомиться мужьям. Вот это забава! – опрокинув кружку, заговорил третий ремесленник. – Или как прут раскаленный девкам между ног втыкал.

– А про то, как Дракула распорол брюхо своей любовнице, слышал?

Эту историю собутыльники еще не знали, и главный рассказчик, прихлебывая пиво, начал рассказывать о том, как злодей приказал распороть живот женщине, желая проверить, беременна она или нет. Красивый юноша слушал доносившуюся до него беседу с окаменевшим лицом. Отстранив свою подружку, расстроенную таким невниманием, он поднялся из-за стола, направился к выходу из таверны.

Дунай величественно и неспешно катил свои воды мимо возвышавшегося на скалистом отроге Вишеградского королевского дворца. Сын Влада Дракулы Влад, которого здесь, в этом так и не ставшем ему родным городе, называли Ладислаусом, стоял на берегу, напряженно всматриваясь в очертания расположенной намного ниже дворца Соломоновой башни. Он думал об отце.

Отрочество и юность Влад провел в Венгрии, воспоминания о детстве были неясными и туманными. Но все годы, проведенные на чужбине, сын валашского воеводы помнил об отце. Однако со временем, когда былая острота чувств схлынула и детство отступило в прошлое, отношение к человеку, давшему ему жизнь, стало меняться. Только теперь, стоя у подножья крепости-тюрьмы Влад позволил себе признать это. В первые годы жизни на чужбине он боготворил отца, считал святым, живой легендой, горячо молился за него каждую ночь, но время постепенно притупляло эмоции. По-сути, Влад не знал Дракулу, а те воспоминания, что сохранились в душе, вряд ли можно было считать объективными. Дети не могут в полной мере осознавать происходящие вокруг события, представляя мир иначе, нежели он есть на самом деле. Влад любил отца, видел в нем бесстрашного героя и не хотел слушать тех, кто рассказывал о князе страшные вещи. Но дыма без огня не бывает, и кто знает, вдруг эти истории имели под собой реальную основу? Влад слышал отвратительные рассказы отовсюду, из года в год, и хотя с негодованием отвергал их, яд сомнения исподволь разъедал душу.

103